| | Говорят, что у степи пятьдесят ушей. Весть о том, что дочь Азимбая искала и не нашла себе жениха, дошла и до калмыцкого хана Карамана. Он, равно как и остальные степняки, был наслышан о небывалой красоте Назаым, и хан задумался: «Если среди казахов она не сыскала для себя пары, значит, лишь я, сильный и могущественный, достоин ее. Что ж, возьму красотку в жены, окажу честь этому Азимбаю!»—надменно решил Караман и направил в казахский аул гонцами двадцать джигитов во главе с бывалым, хитрым и речистым Келмембетом, который по этому случаю нарядился в дорогие одежды и унизал свои пальцы золотыми перстнями.
На двадцати отборных жеребцах рано утром въехали калмыки в аул Азимбая. Жеребцы, почуяв кобылиц на привязи, заржали, заиграли. Всадники громко переговаривались. В ауле поднялся невыносимый шум и гвалт.
Келмембет, широко улыбаясь, подъехал к юрте Азимбая. Но тот холодно принял незваных гостей, явившихся в неурочное время и ведущих себя столь развязно.
Щурясь, как после крепкого сна, Азимбай вышел из юрты с гордо поднятой головой, накинув на плечи лишь волчью поддевку. Смерил их взглядом. «Прискакали на жеребцах, будто лошадей у них мало...»—про себя ответил он и, приблизившись к калмыкам, заговорил:
— Эти голодранцы, днем и ночью шатающиеся в округе, просто житья мне не дают. Угощаются, клянчат в дар лошадей, живут в моем ауле сколько им вздумается, и нет мне покоя от них...— Он сделал вид, будто только сейчас понял, кто перед ним.— А, это, оказывается, ты, Келмембет, сын Керея? Прости... Я поначалу принял тебя за одного из этих босоногих оборванцев. Вижу, явились вы ни свет ни заря, да еще на жеребцах. Прости. Ну выкладывай, зачем приехал, я спать хочу.
— Не удастся тебе больше сегодня поспать, Азимбай,— вместо приветствия сказал Келмембет, развалившись в седле. Он передал узду товарищу и важно подбился.— Ты спрашиваешь, зачем я приехал? Имеющий уши да услышит! Я приехал, чтобы уток и гусей, плавающих в твоем озере, сделать добычей моего орла с золотыми когтями. Я — борзая, которую наслали на твою золотистую лису. Я пришел, чтобы поставить белую юрту на твоем девственном джайляу.
— Как-то непонятно ты изъясняешься, дружок,— усмехнувшись, заметил Азимбай.
У Келмембета загорелись глаза, и он заговорил еще более высокопарно и угрожающе:
— Что ж, если мои слова не доходят до твоих ушей, скажу тебе, что белый бык с острыми как пика рогами учуял твою телку. И не старайся отогнать быка! Сам не заметишь, как окажешься на его рогах! Мой хан желает распластать своим кинжалом спелое яблочко из твоего сада, и он подстрелит белого лебедя, которого ты лелеял и растил! Такова его воля, и если ты не дашь соколу сесть на шест, то пусть твои казахи заранее плачут кровавыми слезами. Несдобровать тогда всему вашему роду, ибо наступит тот день, когда друзья твои будут рыдать, а недруги смеяться над тобой. Я пришел, чтобы сказать тебе это, Азимбай. Теперь ты понял меня?
Азимбай молчал, онемев от гнева. И Келмембет, помедлив, продолжил:
— Нет, ты пока еще не понял меня, Азимбай, так слушай дальше. Я накину аркан на шею твоего необъезженного скакуна и заставлю его ходить под седлом! Я напущу на ягненка волков, и затрещат ребра у твоего ягненка! Лису твою, что мчится, петляя, по холму, насажу на стальное копье! Твой красный фазан станет добычей моего ястреба! Мало тебе этого, Азимбай? Теперь ты понял, с каким порученьем я приехал?—сказал Келмембет, натягивая серебряную уздечку. И его свита приосанилась. Двадцать жеребцов заржали одновременно.
— Молчишь? Да... Туповат ты, дружок! Ну что ж, раз ты не понимаешь изысканную речь, буду говорить с тобой по-простому: мой почтенный хан, семь поколений которого не ведали поражений, мой великий повелитель, Караман-хан, который грозен, как Рустам, послал меня к тебе гонцом, ибо он возжелал взять в жены твою дочь Назым, оказав тебе тем самым неслыханную честь. И я пришел, по старому обычаю наших дедов, чтобы свершить обряд сватовства. А это значит, что ты обязан принимать меня как самого важного гостя! Ты накинешь на мои плечи дорогой чапан из парчи! Ты будешь беспрекословно исполнять все мои желания. Ты зарежешь несметное количество баранов, и кумыс у тебя будет литься рекой! Мы отведаем с тобой курдючного жира — и станем сватами! И не вздумай приглашать на этот той никого из своих сородичей. Мы сами отпразднуем сватовство твоей дочери. Так вели же своим джигитам приготовить нам для ночлега самую просторную юрту! Так вели же своим джигитам разнуздать наших жеребцов и поставить их в стойла. И — поторопись, Азимбай!
— Быстрее!
— Беги!
— Одна нога здесь, другая там...— гоготали джигиты, любуясь своим предводителем.
Краска стыда залила лицо Азимбая. Он стоял в растерянности, не в силах шевельнуться и не находя слов для ответа на такие наглые речи. Келмембет не на шутку разозлился.
— Эй, да ты и вправду ничего не понял!— замахнулся он плетью на Азимбая.
— Не понял!
— Дурень!
— Дурачок!— хохотали джигиты.
в это время Алшыораз, притаившийся за ближайшей юртой, внезапно выступил вперед.
— Я-то думаю, кто это раскудахтался тут с утра?— заговорил он, приближаясь к гостям. А теперь вижу, что это вы, славные беки хана Карамана. Наслышаны мы. что есть у вас великий муж, ювелир красноречия, некий бий Келмембет. Его ли я вижу пред собой, не обманывают ли меня глаза? И если это ты, Келмембет, позволь назвать тебя старшим братом. Добрые люди не чураются друг друга. Так слезай же с коня, ступай ко мне, и мы хотя бы обнимемся.
Алшыораз направился к Келмембету, и тот, разглядев его внушительную фигуру и отметив про себя, что джигит вооружен, испугался не на шутку. Но тут же вспомнив о мощной своей свите, и самодовольно заулыбался, довольный тем, что Алшыораз польстил ему, назвав старшим братом.
— Эй ты, как там тебя?— небрежно обратился он.
— Алшыораз,— смиренно ответил джигит. |
1
