| Назым, помедлив, преклонила колени и трижды поклонилась народу. И колебались в такт ее движениям украшения из филиновых перьев, и сверкало алмазное шитье на шапке...
— Назым!
— Назым!
— Будь счастлива!
— Многих тебе лет!
Люди шумели, но больше всех была взволнована Назым. Ей было страшно — вдруг не определит она в этой толпе самого благородного и достойного, вдруг сделает неправильный выбор! Но возгласы, достигшие ее ушей, казалось, успокоили и ободрили ее. Она прижала к груди тонкие пальцы, унизанные золотыми кольцами и перстнями.
— Родные мои!— сказала она.— Народ мой! Драгоценная колыбель моя! Все вы знаете нашу пословицу: «Равный да пребудет с равным, достойный — с достойным». Наши мудрые предки хотели, чтобы молодые люди сами искали себе пару и жили в счастливой любви и добром согласии. Но мы отчего-то забыли этот завет предков, и до сегодняшнего дня право выбора спутницы жизни было предоставлено только джигитам. Я хочу вернуться к древнему обычаю и думаю, что с сегодняшнего дня девушки тоже смогут выбирать своих суженых. Так пусть же тот, кто желает взять меня в жены, пройдет перед башней и ответит на два моих вопроса. Пусть скажет он, какими достоинствами обладает, чтобы свататься ко мне, и за что я ему полюбилась. Тому, кто понравится мне, я поклонюсь и протяну руки. Но если я не сделаю этого, если никто не придется мне по душе — не взыщите, и пуще того — не таите на меня обиды. Согласны?
— Хорошо, Назым!
— Согласны!
— Да поможет аллах сделать тебе счастливый выбор!..
Всадники беспорядочно столпились перед башней, причем сыновья баев и беков из кожи вон лезли, лишь бы попасть на глаза Назым первыми. Моложавый толстяк в дорогих мехах и златотканом халате вырвался вперед и оказался у самого подножия башни. Небрежно помахивая камчой, беспричинно скалясь во весь рот, он огляделся по сторонам и задрал голову, любуясь красавицей. Может, Назым казалась ему спелым яблоком, готовым сорваться с ветки, может, он грезил, что это яблоко уже у него на ладони, и он то причмокивал, то жмурился как кот, то широко раскрывал, почти выпучивал глаза. После чего вдруг заявил:
— Назым, выходи за меня замуж! Я желаю взять тебя в жены!
Люди так и покатились со смеху, услышав его голос и эти нелепые слова.
— Эй, ты лучше скажи, какие у тебя достоинства, чтобы так разговаривать с нашей Назым!— крикнул кто-то из толпы.
— Стоящий джигит никогда так нахально с девушкой разговаривать не станет,— заявил во всеуслышание кто-то другой.
Назым краешком глаза глянула в сторону незадачливого жениха и надменно дернула подбородком, указывая дорогу этому глупцу. Толстяк будто прилип к тому месту, где стоял. С большим трудом стронулся он, и все оглядывался, оглядывался, не сводя глаз с Назым, все еще надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Назым и бровью не повела в его сторону. Хохотали люди, раздосадованный толстяк, прокладывая себе дорогу камчой, смешался с толпой, будто и не было его.
— Я из знатного рода,— громко заговорил другой джигит.— Я горжусь этим. Я — выше всяких смердов. Меня не спутаешь с чернью. Я пленен твоей красотой. Я понял: обладать красавицей — это предел и знак могущества. Я люблю тебя...
И Назым снова отвернулась, не желая больше слышать это бесконечное «я».
Множество джигитов прошло в этот день перед нею. Одни хвастались тем, что они отпрыски знатных баев, другие, что они приближены ко двору какого-то владыки, третьи похвалялись богатствами своих отцов — беков и мурз. Бедняки тоже были хороши — пытаясь угодить Назым, хвастались тоже, но уже не богатством, а своей невиданной скромностью и бескорыстием. Но лукавы были и их слова. И ни один из женихов не пришелся Назым по душе. Больше того, все они злили ее, и горестные мысли овладели девушкой. «И этих надутых индюков мы называем мужчинами? Ни один из них не показался мне умным человеком, ни один не мог похвастаться тонкостью чувств и душевным богатством. Их манит, моя красота, мое белое тело. Никто из них не удосужился вспомнить о моей душе. Они равнодушны к тому, что. я умею владеть копьем и луком, что я готова защищать родину вместе с мужчинами, если это когда-нибудь понадобится. Они думают о своем, о себе...» |