| | Все это было настолько впечатляюще, что Кобланды на какое-то мгновение растерялся. А воин, нахлобучив черную кунью шапку по самые брови и меча грозные искры из глубоко сидящих глаз, вплотную приблизился к Кобланды. Это и был хан Казан, ненавидевший казахов лютой ненавистью и всегда искавший встречи с ними. Й сейчас, увидев в крепости казахского батыра, он двинулся на Кобланды, словно обезумевший пегий бык, сметая на своем пути и конных, и пеших, оглушая ревом все живое вокруг. Между тем, Казан слыл великим воином, владевшим воинским искусством в совершенстве. С самых ранних лет боевое седло служило ему вместо подушки; тугому луку и острому мечу он доверял больше, нежели людям, джигитовал дни и ночи и, кажется, превзошел всех в силе и мощи. Ему было достаточно вздремнуть раз в двенадцать дней, чтобы выспаться и отдохнуть, поесть раз в тринадцать дней, чтобы насытиться и восстановить силы. Он не любил спокойной жизни, город ему наскучил, и в последнее время он частенько просил бога о том, чтобы тот подарил ему для забавы какого-нибудь казахского батыра. И вот всевышний словно бы откликнулся на его мольбу. Хан Казан устремился на Кобланды, взметнув над головой двенадцатиаршинное копье, древко которого, чтобы руке было мягче, обернул бархатом длиной в пять аршин.
Первый черед мой, казах!—пророкотал хан Казан.— Я первым выбираю оружие, которым будем биться! Берегись! Не робей!
И молча последовали за ханом Казаном его старший сын Караул и сын ханского бека Бегаул, и все его тридцать прославленных военачальников.
Кобланды отметил, как быстро непобедимое сорокатысячное войско кизилбашей выстроилось позади своих военачальников. Но волна первого впечатления прошла, Кобланды взял себя в руки. Развернул плечи, собрался с силами, и, когда хан Казан приблизился к нему вплотную, он бросил хану с усмешкой:
— Я вижу, вы тут собрались все поголовно! Что, перепугались не на шутку? Оно, видно, верно говорят: когда появляются охотники, хищнику не до забавы!
— Эй, ничтожный казах!—вызывающий вид Кобланды и его слова разозлили Казана настолько, что тот разразился воплем, как если бы босой наступил на раскаленные уголья.— Что ты таращишь на меня свои глаза? Может быть, ты и в самом деле думаешь напугать меня своим грозным взглядом? Кто ты таков, что посмел появиться перед непобедимым батыром Казаном? То, что ты приехал издалека, я понял по спутанной гриве твоей лошади! То, что твой конь приустал, я понял по опавшему его крупу. Впрочем, все это теперь ни к чему. Я спросил бы: чей ты сын, но вряд ли ты от достойного отца! Я спросил бы: кем вскормлен, но вряд ли материнским молоком! Все казахские батыры у меня на счету. И я не то, что тебя одного, а весь твой жалкий народ могу пустить по миру. А тебе, юноша, мой совет: не пытай судьбу да не гневи меня! Сойди с сивочалого и подведи его ко мне, скинь с себя доспехи и брось их к моим ногам. Поторопись, ничтожный казах!
Короткий язвительный смех слетел с губ Кобланды.
— Наскоком хочешь взять, хан?—спросил он Казана с издевкой в голосе.— Или жадность вконец одолела тебя? Не успел протереть глаза, а уж тянешь руку к чужому коню? Или ты думаешь, что я начисто лишен достоинства и, стоит, мол, тебе припугнуть меня, как я покорно сойду с сивочалого? А кто ты сам таков, что кичишься передо мной? Я спешил сюда, полагая, что доберусь до Кырлыкала, поплюю на ладони и начну колоть и резать поганых кизилбашей, словно кучу глупых овец, а ты, бестолковый, пытаешься ссадить меня с коня!
Ты спросил меня о моих родителях, я отвечу тебе, Казан! Только подкидыш ведет счет родителям чужих людей. Похоже, ты из них, несчастный! Отвечу тебе твоими же словами: сними с головы кунью шапку, которую подарил тебе твой царь, и поднеси мне собственными руками. Иначе проткну копьем твою провонявшую от вина грудь и брошу тебя под брюхо вороного! Поспеши с повинной, хан Казан! Иначе омою твоей кровью железные ворота, окропля ею песчаную землю! Не из тех я, кто способен спокойно взирать на то, как стонет его страна под пятой врага! Не из тех, кто успокаивается, пока не вернет свободу своему народу! Так с какой стати я отдам тебе своего коня?
Нет, до этого еще не дошло, хан Казан! Я пришел сюда мстить за поруганную честь моего народа! И ищу я кизилбашей! Пришел твой последний час, Казан! И если ты не трус, становись напротив, сойдемся в поединке!
Ты хотел, чтобы первым был твой черед? Я согласен, выбирай оружие, трусливый Казан!
Хан Казан отбросил в сторону барабан и взял в руки копье.
— Хорошо! Бери и ты копье! Выходи на поединок!
Боевые кличи обоих батыров заполнили все пространство над землей, а земля заходила ходуном и не сразу обрела неподвижность: оба поудобнее охватили копья с древками из иргая и, пригнувшись к гриве коня, пустились навстречу друг другу. С треском вошли длинные острия копий в тела, и брызнула алая кровь. Кобланды и Казан застыли, упершись оружием друг в друга. От усилий батыров, пытающихся вогнать копья поглубже в противника, передние ноги коней подогнулись, а древки боевых оружий с громким треском переломились.
Пот, ливший с батыров ручьями, достиг стремянных кожаных лопастей тебенге. Оба выплюнули вместо слюны кровавую пену. Глядя в упор друг на друга бешеными глазами, соперники схватились за кинжалы. Блеснули лезвия на солнце, посыпались искры от ударов, и затупившиеся кинжалы полетели в разные стороны, отброшенные воинами. Настал черед взяться за обоюдоострые мечи — семсеры, и они взлетели в воздух, словно быстрокрылые серые ястребы. За быстротой рук, наносящих и одновременно отражающих удары, невозможно было уследить. Но и мечей хватило ненадолго, после нескольких мощных атак, они обломились у самой рукояти. В эту напряженную минуту не выдержал Караул, устремился к отцу, чтобы подать ему свое меткое копье с длинным красным древком. Это решило бы исход поединка, но Кобланды вовремя заметил уловку Караула, бросил коня ему наперерез и вырвал копье из рук оторопевшего ханского сына.
Теперь преимущество было на стороне Кобланды. Он поскакал на Казана и, сотрясая воздух взмахами копья, вонзил острие ему чуть ниже горла и налег изо всех сил на древко, пытаясь свалить хана из седла. Казан отчаянно сопротивлялся. Видя, что свалить его не такто просто, Кобланды провернул копье, и Казан, исторгнув из себя оглушительный рев, рухнул под брюхо вороного. Когда Казан упал на землю, развороченную копытами тулпаров, рот ему забило красным песком, и вскоре он затих навсегда. |
2
