| | Под утро Алшагыру, беззаботно спавшему в своем дворце, не чуя нависшей над собой опасности, приснился дивный сон. Он видел во сне, будто состоялась его долгожданная помолвка с красавицей Корткаслу, любви которой он жаждал давно. Опьяненный ласковой уступчивостью девушки, Алшагыр отдал распоряжение готовить пир на весь мир и только стал снимать легкое покрывало, закрывающее ее лицо, как до слуха его долетел крик, полный яростного гнева. Словно львиный рык прокатился над землей, будто тигриный рев потряс ханский дворец. Не нежный лик Корткаслу увидел Алшагыр под невесомым покрывалом, а горящие лютой ненавистью глаза: от неожиданности он отшатнулся от нее, защищаясь рукой, сделал шаг и проснулся. Сон развеялся как дым, но зычный грозный крик, раздававшийся над городом, был наяву.
Алшагыра мгновенно бросило в пот. Он понял, что у ворот раздается голос Кобланды, и почувствовал, как тяжело стало в груди.
«Бедная моя мать!—успел подумать хан.— Ты была как всегда права, говоря о приближающейся беде. Что же теперь мне предпринять, как поступить?»
Но как бы горько ни раскаивался хан Алшагыр, он понимал, время уже упущено. Оставалось одно, полагаться только на свои силы, на собственную смекалку: никто из его пышного окружения в помощники не годился. Он поднялся с постели, точно зная, как ему теперь поступать. Надел на себя кольчугу, самую плотную из всех, какие имел, с мелкой сеткой.— На каждом стальном колечке девять других, вдел локоть в ремень, который крепился на красном древке копья, и только после этого вышел наружу и грозным окриком отдал распоряжение подать коня.
Слуги и стражники молча, ступая на носках, вывели из конюшни вороного мерина с лысиной на лбу, провели его, нетерпеливо танцующего, по кругу и подвели к Алшагыру. Крепкий, статный скакун, волнуясь, приплясывал на месте; он взглянул на хозяина, наклоня высоко поднятую голову, узнал его и приветствовал негромким ржанием.
Слуги положили на спину вороного золотое седло, связали ему хвост в тугой узел. Алшагыр взгромоздился на коня и, насупив густые брови, направился к воротам. В это время за крепостной стеной, поднимая Тайбурыла на дыбы, метался Кобланды, весь кипя местью.
Эй, Алшагыр!—кричал он, вызывая хана на поединок.— Ты что, стал трусливой бабой, избегающей поединка? Не заставляй меня долго ждать! Только вооружись как следует, надень свои доспехи! Пришел твой смертный час! Я заставлю тебя задохнуться в своей собственной крови, словно глупого козленка!
Слова соперника задели хана. Алшагыр со злости стегнул несколько раз коня и, вращая копьем, чтобы придать силу первому удару, выскочил из ворот.
Ты хотел увидеть меня?—заревел он в ответ Кобланды.— Нука, посмотрю я, на что ты способен!
Кобланды с горящими, как у лиса, глазами в тот же миг взял на изготовку свое копье и тоже рванулся навстречу Алшагыру. Словно два неукротимых вала, вздымая густую пыль, неслись оба батыра, и по пути враз ударили копьями в каменную глыбу, лежащую на дороге. Острия копий вошли в камень на целый вершок. Все, кто оказались свидетелями чудовищной силы батыров, от ужаса схватились за ворот.
Наконец Кобланды и Алшагыр сошлись на полном скаку, с треском вонзили копья друг в друга и остановились, словно уперлись в стену. Не выдержали могучего напора кони, подогнулись передние ноги, пришлось им, гордым тулпарам, постоять на коленях. От нечеловеческих усилий онемели ноги батыров, охвативших бока коней; пальцы словно срослись друг с другом, и руки, держащие копья, стали двупалыми.
Скакуны в какой-то миг разминулись, отскочили в разные стороны. Теперь настал черед блеснуть искусством владения кинжалами. Но после нескольких искрометных ударов кинжалы тоже затупились. Тогда Кобланды быстрым движением вынул из ножен мечалдаспан и снова бросился на врага. Лицо Кобланды пылало гневом, в глазах, казалось, собралась вся ненависть, на которую только способен человек. Сабля его сверкала в воздухе, он брал верх, еще немного — и голова Алшагыра, неуспевающего отражать молниеносные удары батыра, слетела бы с плеч. Алшагыр тоже почувствовал приближение своего конца и, вконец измотанный схваткой, бессильно закрыл глаза. Он готов был принять смерть от руки своего врага.
Эй, Алшагыр!—крикнул ему Кобланды.— Бери копье! Даю тебе еще одну возможность показать свое воинское искусство!
Кобланды и сам взял в руки копье. Сила была на его стороне, он мог бы сейчас сразиться на любом оружии. Копье, воткнутое в Алшагыра, с размаху, пронзило его всего, раздробив кости. Огромное тело хана стало падать на землю.
За поединком смотрели два сына сорокапятиаршинного Кызылера, который когда то тоже погиб от руки Кобланды. Братья Аганас и Тоганас слыли теперь известными кизилбашскими батырами и сейчас с нетерпением ждали конца поединка, чтобы отомстить Кобланды за смерть своего отца. Едва голова Алшагыра коснулась земли, как оба батыра с налившимися кровью глазами бросились на Кобланды. |
1
