| | Утром, поднявшись с постели, Карлыга немедля направилась в темницу, где находились узники. Долго, не отрывая нежного взгляда, смотрела Карлыга на ясное мужественное лицо Кобланды: ей казалось, что она никогда раньше не видела подобной мужской красоты. Щеки ее снова покрылись румянцем, длинные ресницы трепетали, временами девушке казалось, что ей не хватает воздуха и она задыхается. Карлыге пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы отойти от дверей темницы. «Это он!—шептала девушка себе мысленно.— Это он, в кого мне суждено влюбиться!..»
Карлыга шла ко дворцу, а душа ее рвалась назад, в темницу. Сердце билось в груди часто и гулко. Девушке хотелось быть рядом с Кобланды, все время видеть его, глядеть на него, и с этим неожиданным, сильным чувством, охватившим ее всю, невозможно было справиться.
Красавицу Карлыгу стало трудно узнать. Стоило ей поутру открыть глаза, как они тут же наполнялись беспричинными слезами; стоило ей разомкнуть уста, чтобы сказать слово, как из груди вырывался глубокий тяжкий вздох. И не выдержала однажды Карлыга печали своей, тайно покинула дворец, хоронясь от случайных глаз, пробралась тесными узкими улицами к темнице и отперла ее железные засовы.
Темное помещение словно осветило ярким солнцем, настолько была красива Карлыга.
— Приветствую вас, батыры!—произнесла она, заметно волнуясь.— Я пришла к вам поневоле. Не знаю я ни вашего происхождения, ни помыслов ваших, но сердцем моим овладела не то жалость, не то сострадание к вам.— Она немного помолчала, прежде чем продолжить разговор.— Интересно, как вы поступите, если я освобожу вас от оков? Доберетесь до родных аулов и вскоре забудете обо мне? Или хоть иногда будете поминать меня добрым словом? Караманбатыр подполз и обнял ноги девушки.
— Душа моя, Карлыга!—завопил он, торопясь и глотая слова.— Оказывается, и жалкому невольнику выходит удача! Умоляю тебя, помоги обрести волю! Только освободи руки и ноги от оков, и я сигану отсюда быстрее зайца! Только и видели меня!..
Кобланды вспыхнул, услышав эти недостойные воина причитания.
— Ну, беги, жалкая твоя душа! Сгинь с моих глаз, так оно будет лучше! Не знал я, что у тебя такая трусливая душа!—он смерил Карамана уничтожающим взглядом и повернулся к девушке: — Сестрица, зря ты затеяла все это! Я не из тех, кто спасается бегством! Кобланды, севший на коня шести лет от роду, не станет умолять девушку о свободе! Да и не уйду я отсюда, пока не отомщу твоему отцу! Придет время, и я развалю эту каменную темницу и тебя, нежную гордость Кобикти, увезу в степь, волоча под пахом Тайбурыла! Да, да! Придет этот день, ты убедишься в правоте моих слов!—он помолчал немного и продолжал, пригорюнившись:— Жаль, угораздило меня попасть во вражеские руки. Некого винить мне, кроме себя самого. Совершил два непростительных промаха: позарился на чужое и недооценил врага, думал, постарел Кобикти, ни на что не годен. Вот оно и вышло так.
А ты, Караман, уходи!—сверкнул Кобланды глазами, снова сердясь на друга.— Передай привет кипчакам, обитающим в горах Караспан! Расскажи о моей печальной доле моим старым родителям, родичам, сестренке Карлыгаш и Корткаслу! Поведай им, что я лежу закованный в кандалы в темнице у кизилбашского хана Кобикти! Иди, спеши, трусливая твоя душа!—и отвернувшись к холодной стене, он глухо пробормотал:— Что мне этот бренный мир! В одиночестве скитаюсь по земле!
Видя, что Кобланды по своей воле не собирается покидать темницу, Карлыга стала умолять его не упорствовать. Вдвоем с Караманбатыром они попытались было поднять Кобланды на ноги, но не смогли даже сдвинуть его с места. Убедившись, что Кобланды уперся на своем и не собирается менять своего решения, Караманбатыр взял за руку Карлыгу и вышел наружу. На улице Караман согнулся в три погибели и, прячась, двинулся было прочь, но Карлыга удержала его за рукав.
Караман, у меня есть одна мысль!—зашептала она ему на ухо.— Говорят, душа джигита прячется в теле его любимого коня. Найди табун моего отца и приведи сюда Тайбурыла. Мы скрутим ему ногу так туго, что он забьется, закричит от боли. И тогда Кобланды не усидит в темнице, выскочит к коню.
Караману понравилась мысль, высказанная Карлыгой. Он поспешил в степь и к полуночи вернулся в город верхом на своем коне, ведя Тайбурыла на поводу. Вдвоем с Карлыгой они наложили на бедро Тайбурыла скрутень из волосяного аркана и стали что есть мочи стягивать его. От нестерпимой боли Тайбурыл закричал, словно дикий кулан, оказавшийся в гибельном волчьем окружении. Услышав душераздирающий, полный жалобы голос своего коня, Кобланды выскочил наружу, чуть не снеся плечом каменные стены темницы.
Дальновидная Карлыга, оказалось, уже с вечера приготовила боевые доспехи и оружия обоих батыров. Она сама собрала Кобланды в дорогу.
Мое сердце с детских лет познало тяжкие страдания, Кобланды,— призналась она батыру на прощанье.— Небо, казалось, навсегда повисло над моей головой беспросветно темной ночью, но с того часа, как я увидела тебя, на нем обозначился долгожданный отсвет. Хочу сказать тебе, Кобланды, что родина матери является моей родиной. Я не знаю, смогу ли вырваться в казахские степи, но чувствую себя птицей, почуявшей желанную волю. Я хотела бы, чтобы ты меня верно понял, Кобланды.
Кобланды внимательно слушал Карлыгу. Выражение его лица смягчилось, он по другому взглянул на свою спасительницу.
А сейчас, не теряя времени, направляйся к табуну, угоняй его в степи,— посоветовала ему Карлыга.— Ты должен быть готовым к тому, что Тарлан снова заартачится, а потом поскачет назад к городу. Я постараюсь успокоить отца, усыпить его бдительность, а потом оседлаю Тарлана и догоню вас. Я хочу жить на родине моей матери.
Она пожала руку Кобланды и исчезла среди домов.
Кобланды натянул на себя стальную кольчугу, повязал к поясу булатную саблю, надел на локоть темляком длинное копье и ринулся в степь. Узкий серп месяца словно повис на его плече. Вскоре батыры достигли табуна знаменитых серопегих, сбили горячих, как огонь, лошадей в один огромный табун и погнали их в родную степь. Они прошли озеро Куба и достигли реки Сары, когда Тарлан снова отделился от табуна. Он вновь искоса, как бы испытующе поглядел на погонщиков, потом поднял сухую длинную голову к небу, зевнул во всю пасть, несколько раз гулко заржал и, подняв пышный хвост трубой, во весь опор поскакал назад. Кобланды и Караман не стали преследовать тулпара.
Кобикти проснулся, услышав топот копыт, заволновался, велел дочери немедленно седлать Тарлана. Карлыга бросилась к отцу, стала успокаивать его.
Отец, зачем же изза пустяков прерывать свой сон? Тарлан, наверно, захотел полакомиться,— стала объяснять Карлыга отцу.— Я его накормлю и отправлю обратно в табун. Не беспокойтесь, отдыхайте, отец!
Слова дочери убедили хана Кобикти: он не вышел на улицу, Карлыга бросила на спину тулпара позолоченное седло, одела стальную кольчугу, подвязала к поясу саблю. Волосы на голове завязала в тугой узел, одела набекрень круглую ногайлин скую шапку, села в седло и припустила вдогонку за Кобланды.
После того, как к ним присоединилась Карлыга, настроение батыров заметно приподнялось, они прибавили ходу и к середине дня достигли урочища Сарыбель.
Солнце стояло в зените, когда в табуне забеспокоился, закапризничал сивый жеребец Кокбести — младший брат Тарлана. Он выскочил на наветренную сторону от табуна и, сердито кося глазами, огляделся вокруг. Постриг острыми ушами, всхрапнул и, вытянув морду к небу, зевнул. Потом гулко заржал и, держа пышный хвост трубой, помчался в сторону города. Трое всадников тут же бросились за ним, намереваясь вернуть беглеца в табун, но Кокбести только и видели. Преследователи не смогли приблизиться даже к пыли, которая клубами поднималась изпод копыт тулпара.
Карлыга осадила Тарлана, и, помахав рукой, подозвала к себе Кобланды и Карамана.
Худо нам будет, батыры!—призналась она им.— Мой отец — человек крутого нрава, и первонаперво он снимет с плеч мою голову. Он и мать мою раньше времени загнал в могилу. Меня ничто не спасет... Вряд ли и вы сможете противостоять его чудовищной силе, потому что отец надевает девятислойную кольчугу, которую не берет ни сабля, ни стрела. Есть только однаединственная надежда на спасение... На кольчуге отца не хватает четырех стальных колечек. Это крошечное отверстие напротив пуповины оставлено намеренно; оно служит отдушиной во время жаркого изнурительного боя. Если ты, Кобланды, умеешь метко стрелять, то постарайся попасть стрелой в отверстие на кольчуге. Только тогда мы спасемся от хана Кобикти. Промахнешься— нам не миновать мучительной смерти.
От слов Карлыги у Караманбатыра душа ушла в пятки. Он помрачнел и сник. Кобланды рассмеялся, глядя на своих перепуганных спутников. Он отправил их с табуном дальше, а сам остался у Сарыбеля, ожидая хана Кобикти, спешившего за ним следом. |
2