| | Под недремлющим, заботливым оком Байбори рос Ултан, и детство его протекало безмятежно.
Он был разодет в дорогие шелка и парчу, лакомился яствами, которых только могла пожелать его душа. Все земные блага были к услугам мальчика.
Но вырос сын Байбори таким уродом, что редко кто мог без содрогания смотреть на него, равно как далеко не каждый был в состоянии вынести на себе несносный, тяжелый характер Ултана. Длинные и кривые руки и ноги Ултана походили на лапы огромного паука, грудь напоминала грубо сколоченный сундук, носа почти не было, кривые крупные желтые зубы торчали, словно кетмени. А когда юноша говорил, изо рта, похожего на темный зев очага, исторгался звериный рык, в то время как людей сверлили маленькие, поблескивающие, словно вода на дне колодца, злые глазки. Встретив Ултана впервые, люди мертвели лицом, застывали: им казалось, что они видят чудовище.
Ултан был неуклюж и груб, и там, где он проходил, все гремело и звенело, вслед раздавались вопли, стоны и проклятья. Он валил все, что попадалось под руку, и давил и крушил все, что встречалось на пути. Естественно, что больше всех его опасались аульные женщины. Заслышав имя Ултана, они беспокойно крутили головами, оглядываясь по сторонам, ибо Ултан даже ненароком, если не намеренно, мог сотворить беду, которую потом расхлебывай всю свою жизнь. Женщины роптали, шумели, бранили Ултана. Но точно так же, как и мужья их, не решались на большее. Жители окрестных аулов жалели старого Байбори, не хотели, чтобы разговоры о его сыне Ултане достигли его слуха.
Но Ултан не понимал всего этого, он жил по своим законам и был далек от житейских мудростей. Со временем парень взял за привычку кричать на всех, кто чем-нибудь не угодил ему, а потом пристрастился даже к рукоприкладству: не на одну безвинную голову, будь то стар или млад, опускалась тяжелая увесистая дубинка, которую Ултан постоянно таскал с собой От него не стало житья. Соседи, да и просто посторонние старались обходить Ултана за три версты. Между тем, Ултан расходился все больше. Прошло еще немного времени, и он, возомнив о себе, стал покрикивать и на самого Байбори, не говоря уже о Култае. Лиха беда— начало, говорят в народе. Вскоре в ауле седобородого Байбори дня не проходило, чтобы Ултан не устраивал шумного скандала: он пытался теперь заполучить в свои руки богатство отца. Глупцу, так уж случается в людском роду, язык достается острый, как жало. Ултан ранил старого Байбори безжалостно, в самое сердце. «Ах ты, пустая голова!— кричал Ултан на отца.— Твои дни ведь сочтены, к чему тебе богатство? Думаешь, сможешь унести его с собой на тот свет? Отдай его мне!..» Бесчеловечные, жестокие слова Ултана заставляли людей в ужасе хватать себя за ворот. Печаль и негодование охватывали жителей бескрайней земли Жидели Байсын, а у самых сердобольных на глаза невольно наворачивались слезы. «Бедный Байбори!— говорили они, обращаясь друг к другу.— Как несправедливо обошлась с ним жизнь! Как ему не повезло!..» Горько переживали степняки несчастье, свалившееся на Байбори, но особенно близко к сердцу принимала все это его жена Аналык.
Она считала себя единственной виновницей этого бедствия. Некогда красивая и спокойная женщина, она превратилась в тень, извелась вся, вот уже который год не зная ни сна, ни покоя.
Однажды после долгих и тягостных размышлений, Аналык пришла к мужу, села рядом и повела с ним сокровенный разговор.
— Чистые мечты владели мною, когда я впервые переступила твой порог,— начала Аналык, вытирая слезы, выступившие на глазах.— Я прошу тебя, выслушай меня внимательно. Сейчас, на закате жизни, я еще больше укрепилась в том, что суть всего происходящего на земле, зависит от воли всевышнего. А всевышний милосерден, Байбори. И не следует терять надежды на благополучный исход. Я пришла к мысли, что нам не следует больше лить слезы и умолять создателя о милости. Не будет ли лучше, если мы совершим паломничество к святому Азрету? Пусть он убедится, как мы, не жалея себя, издалека шли к нему ради одного-единственного чада, плоть от плоти и кровь от крови. Пусть увидит, как в долгом пути мы будем преодолевать пустыни, истирая себе подошвы, и пробираться через горы, разбивая в кровь ноги. Пусть он узрит, как безутешно наше с тобой горе. Может быть, тогда он прислушается к нашей мольбе и обратит на нас свой милостивый взор?..
И вновь мелькнула надежда жизни в глазах старого Байбори. Подобно отшельнику, живущему только на хлебе и воде, он давно пребывал во власти тяжелых раздумий и давящих на сердце сомнений. И сейчас, как никогда раньше, он чувствовал себя в петле, которая затягивалась все туже. Надо ли говорить о том, с каким вниманием он слушал жену. Встрепенулся старый Байбори: слова Аналык будто заронили искру надежды в его затухающее сердце.
Супруги, не мешкая, приступили к сборам. Перво-наперво Байбори выбрал в отарах белого барана с круто загнутыми, словно луна, рогами и принес его в жертву всевышнему. Потом он собрал весь народ Жидели Байсын и устроил обильное, щедрое угощение. Аксакал рассказал своим гостям о предстоящем тяжелом путешествии к мавзолею святого Азрета, известного в народе под названием усыпальницы Ходжи Ахмета Ясеви- рассказан Байбори своим землякам об этом своем твердом намерении, поблагодарил всех за участие к нему, распрощался. Аналык, женщина умом и добродетелью не уступающая Байбори, распорядилась принести сундуки с драгоценностями и стала раздавать их содержимое собравшемуся народу. Ничего себе не оставила Аналык, приберегла лишь столько, сколько понадобится для подношения святому Азрету, словно кто-то надоумил ее, старую, что высшая удача ждет людей там, за пределами житейской суеты. Вышли они из аула в среду — день, сулящий удачу, в ясный полдень. На поводу у стариков шел ходкий и выносливый верблюд-бура, укрытый дорогим ковром и навьюченный всем необходимым для долгого пути. Шумя на разные голоса, сопровождала Байбори и Аналык разнаряженная толпа; шли стар и млад; сердца степняков наполняла гордость за добрую супружескую пару, нашедшую в себе силы попытаться еще раз, может быть, в последний, обрести свое земное счастье.
Люди шли весь день: так уж повелось в степи — достойных провожают на расстояние дневного пути.
Солнце склонилось к закату, когда Байбори и Аналык остановились на вершине очередного холма. Они подождали, пока у подножия холма соберется весь народ.
— Народ мой, мои сородичи, жители Жидели Байсын!— волнуясь, обратился Байбори к провожающим.— Вы приняли участие в моей судьбе и провожаете сегодня нас со словами благословения. Все это навсегда останется в моем сердце. Не зря, видимо, говорят: «Не пропадет и раб, получивший доброе благословение». Мои надежды окрепли. Они будут вести нас с Аналык по неизведанному пути и станут нашим утешением в трудные дни. Спасибо вам всем. Я буду просить, чтобы всевышний не отвернулся от нас и ниспослал нам радость встречи. Прощайте!.. |
2
